К 125-летию со дня рождения Анны Ахматовой
«И все-таки услышат голос мой...»:
к 125-летию со дня рождения Анны Ахматовой (1889–1966), русской поэтессы
Одна из самых талантливых поэтесс Серебряного века Анна Ахматова прожила долгую, насыщенную как яркими моментами, так и трагическими событиями жизнь. Она трижды побывала замужем, однако счастья ни в одном браке не испытала. Она была свидетельницей двух мировых войн, в течение каждой из которых испытывала небывалый творческий подъем. У нее были сложные отношения с сыном, который стал политическим репрессантом, и до конца жизни поэтессы считал, что та предпочла творчество любви к нему…
 |
 |
Сама Анна Андреевна никогда не была в заключении, но все ее самые близкие люди были подвергнуты репрессиям: Николай Гумилев, ее первый муж, был расстрелян. Подвергался арестам и умер в сталинском лагере ее другой муж – Николай Пунин. Сын – Лев Гумилев провел в заключение более 10 лет. «Ярославна 20 века» – так назвал ее один из литературных критиков.
 |
 |
Имя Анны Ахматовой было овеяно тайной, о ней вечно ходили какие-то слухи... Эта женщина со своеобразной внешностью, умевшая даже в крайней нищете казаться элегантной, всегда вызывала интерес. Молва приписывала ей романы с Бродским и Пастернаком. Поговаривали, что у Ахматовой есть дочь от Мандельштама и дети от Блока. А еще судачили, что, подобно киевским ведьмам, она может превращаться... в змею. Впрочем, последний слух Анна Андреевна спровоцировала сама, сравнивая себя с колдуньей. И, наверное, неспроста: мистики в ее жизни хватало. Например, Ахматовой везло на квартиры с номером 13 – это число сопровождало ее всю жизнь. Продолжим же эту традицию...
 |
 |
 |
 |
13 фактов из жизни Анны Ахматовой:
- Свой день рождения поэтесса отмечала несколько раз в году. Уже потому, что родилась как бы дважды – сначала как Горенко (11 июня), а во второй раз как Ахматова (23 (24?) июня).
- В 10 лет Анечка Горенко тяжело заболела. Неделю лежала в беспамятстве, думали, что не выживет. Когда она поправилась, ее поразила временная глухота. Именно в период своей глухоты Аня начала писать стихи.
- Отец, считая увлечение дочери детской забавой, не разрешил ей подписывать стихи настоящей фамилией – Горенко. Тогда юная поэтесса извлекла из семейной родословной фамилию бабушки со стороны матери – Ахматова. Так и появилось удивительное сочетание библейского имени «Анна» с фамилией «Ахматова», окрашенной блеском Золотой Орды.
- В юности Ахматова говорила, что Луна как-то странно на нее действует. Аня была лунатиком. Ночью бродила по дому, пока отец не относил ее в постель. С возрастом загадочная зависимость от Луны прошла, но Анна обнаружила в себе способность читать чужие мысли и видеть вещие сны.
- После свадьбы Ахматова и Гумилев отправились в Париж. Там Анна познакомилась с молодым, еще никому не известным художником Амедео Модильяни. Целый год молодые люди вели оживленную переписку и вскоре Анна приехала к Амедео в Париж. Поэтесса утверждала, что их связывала только дружба. Но со временем были обнаружены рисунки Модильяни, на которых юная Ахматова изображена... обнаженной. Но Ахматова никогда не позировала Модильяни – он рисовал ее по памяти.
 |
 |
| Н. Третьякова, Ахматова у Модильяни | рисунок А. Модильяни |
- Анна Андреевна много и с удовольствием курила, пока ей не запретили врачи. «Курение – это беспрерывная цепь унижений», – сказала она себе. Но, принимая у себя курильщиков, она стремилась избавить их от унижений: ставила пепельницу прямо на диван и позволяла курить в комнате.
- Когда-то М. Цветаева посвятила Ахматовой цикл стихотворений, и Анна Андреевна носила с собой в сумочке рукопись этих стихов, пока бумага не рассыпалась от ветхости. Поэтессы переписывались, но никогда не видели друг друга. Встреча состоялась на квартире друзей Ахматовой. О чем говорили наедине поэтессы – тайна, но на следующий день Цветаева позвонила в 7 утра и снова попросила о встрече. Позже Ахматова призналась знакомому, что в присутствии Цветаевой чувствовала себя «дурой и телкой».
- Ахматова дружила с Ольгой Берггольц. Вскоре, после войны в одном из московских ресторанов сидели давнишние подруги. К Ольге Федоровне, находившейся тогда в зените славы, подошел бравый полковник: «Позвольте поблагодарить вас за ваши стихи и выпить за ваше здоровье!». Берггольц возражать не стала. Тогда полковник попросил ее снять туфельку, налил в нее вина и осушил залпом. Ольга не скрывала перед подругой своей радости. На что Анна Андреевна скромно заметила: «Нечто подобное случилось со мной во Франции. Мы так же сидели, подошел офицер, попросил туфельку и выпил из нее. Правда, это был не полковник, а всего лейтенант, но... – Ахматова сделала паузу, – это был лейтенант Блерио». О бесстрашном Блерио, первом летчике, перелетевшем через Ла-Манш, во время Первой мировой войны ходили легенды. Быть знакомым с этим пионером авиации и авиаконструктором считалось большой честью.
- Ахматова была свидетельницей двух мировых войн, в течение каждой из которых она испытывала неповторимый творческий подъем.
- После ареста Льва Гумилева Ахматова вместе с сотнями других матерей ходила к печально известной тюрьме «Кресты». Однажды одна из измученных ожиданием женщин, увидев поэтессу и узнав ее, спросила «А ЭТО вы сможете описать?». Ахматова ответила утвердительно и именно после этого случая стала работать над «Реквиемом».
- Поэтесса всю жизнь вела дневник, который был обнаружен только через семь лет после смерти.
- Перед тем, как лечь в санаторий, в котором она скончалась, Анна Андреевна написала: «Жаль, что там нет Библии». Она предчувствовала свою смерть.
- Умерла Анна Ахматова утром 5 марта в Домодедово, в день смерти Сталина, который она всегда отмечала. Анна Андреевна отпраздновала ровно 13 годовщин со дня смерти ненависного ей человека. Четырнадцатую не успела...
 |
 |
|
|
Реквием Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл,- Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был. 1961
Вместо предисловия Посвящение
Перед этим горем гнутся горы, Не течет великая река, Но крепки тюремные затворы, А за ними «каторжные норы» И смертельная тоска. Для кого-то веет ветер свежий, Для кого-то нежится закат – Мы не знаем, мы повсюду те же, Слышим лишь ключей постылый скрежет Да шаги тяжелые солдат. Подымались как к обедне ранней, По столице одичалой шли, Там встречались, мертвых бездыханней, Солнце ниже, и Нева туманней, А надежда все поет вдали. Приговор... И сразу слезы хлынут, Ото всех уже отделена, Словно с болью жизнь из сердца вынут, Словно грубо навзничь опрокинут, Но идет... Шатается... Одна... Где теперь невольные подруги Двух моих осатанелых лет? Что им чудится в сибирской вьюге, Что мерещится им в лунном круге? Им я шлю прощальный свой привет.
Март 1940
Вступление
Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском качался Возле тюрем своих Ленинград. И когда, обезумев от муки, Шли уже осужденных полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки, Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь.
1 Уводили тебя на рассвете, За тобой, как на выносе, шла, В темной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла. На губах твоих холод иконки, Смертный пот на челе... Не забыть! Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь] 1935, Москва
2 Тихо льется тихий Дон, Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень, Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна, Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне.
1938
3 Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла, а то, что случилось, Пусть черные сукна покроют, И пусть унесут фонари... Ночь.
1939
4 Показать бы тебе, насмешнице И любимице всех друзей, Царскосельской веселой грешнице, Что случится с жизнью твоей – Как трехсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять И своею слезою горячею Новогодний лед прожигать. Там тюремный тополь качается, И ни звука – а сколько там Неповинных жизней кончается...
1938
5 Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Все перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек, И долго ль казни ждать. И только пыльные цветы, И звон кадильный, и следы Куда-то в никуда. И прямо мне в глаза глядит И скорой гибелью грозит Огромная звезда.
1939
6 Легкие летят недели, Что случилось, не пойму. Как тебе, сынок, в тюрьму Ночи белые глядели, Как они опять глядят Ястребиным жарким оком, О твоем кресте высоком И о смерти говорят.
Весна 1939
7 Приговор И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета, Словно праздник за моим окном. Я давно предчувствовала этот Светлый день и опустелый дом.
[22 июня] 1939, Фонтанный Дом
8 К смерти Ты все равно придешь – зачем же не теперь? Я жду тебя – мне очень трудно. Я потушила свет и отворила дверь Тебе, такой простой и чудной. Прими для этого какой угодно вид, Ворвись отравленным снарядом Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит, Иль отрави тифозным чадом. Иль сказочкой, придуманной тобой И всем до тошноты знакомой, – Чтоб я увидела верх шапки голубой И бледного от страха управдома. Мне все равно теперь. Клубится Енисей, Звезда Полярная сияет. И синий блеск возлюбленных очей Последний ужас застилает.
19 августа 1939, Фонтанный Дом
9 Уже безумие крылом Души накрыло половину, И поит огненным вином И манит в черную долину.
И поняла я, что ему Должна я уступить победу, Прислушиваясь к своему Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего Оно мне унести с собою (Как ни упрашивай его И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза – Окаменелое страданье, Ни день, когда пришла гроза, Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук, Ни лип взволнованные тени, Ни отдаленный легкий звук - Слова последних утешений.
4 мая 1940, Фонтанный Дом
10 Распятие
Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящия. ___ Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: «Почто Меня оставил!» А матери: «О, не рыдай Мене...»
1938 ___
Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел.
1940, Фонтанный Дом
Эпилог
I Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх, Как клинописи жесткие страницы Страдание выводит на щеках, Как локоны из пепельных и черных Серебряными делаются вдруг, Улыбка вянет на губах покорных, И в сухоньком смешке дрожит испуг. И я молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною, И в лютый холод, и в июльский зной Под красною ослепшею стеною.
II Опять поминальный приблизился час. Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели, И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой, Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать, Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде, О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество, Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась: Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли. |
|
Переглядів: 2305
Електронна пошта
Електронний архів
Електронна бібліотека
Корисні посилання
